Appolonov-style

В Самару он приехал из Екатеринбурга. Хотел поступить на истфак, но попал в филологию. Танцу он ненадолго предпочел слово, а слову – юмор. Но стихия невербального так и не отпустила его. И снова он вернулся в танцы. Теперь, когда не хватает слов, он заменяет их движениями, а события описывает музыкоподражательными звуками. Он знает, как мог бы танцевать бог и куда нужно двигать хореографию в городе на Волге. Один из победителей ТВ­проекта «Танцы без правил» Александр Апполонов «про нетанцы», про Самару и про попкорн в хореографии. 

– Как ты попал на «Танцы без правил»?

– Я работаю в «Comedy Club Samara Style». Участники региональных «Comedy» периодически приглашаются на «Смех без правил». К тому моменту, когда появились «Танцы без правил», я уже побывал на двух сезонах «Смеха» из пяти. Там узнали, что я умею танцевать. Волею судеб так случилось, что первый кастинг был в Самаре и меня на него пригласили, как потом оказалось, в качестве «фрика», одного из нелепых персонажей, нужных, чтобы посмешить народ. Я даже особо не готовился, пришел на кастинг невыспавшийся и неожиданно для себя прошел все 4 этапа. В каком­то отношении мне в этом помог «комедийный» опыт, т.к. помимо сугубо танцевальных конкурсов, немало было и заданий на импровизацию. Ну а потом на съемки в Москву, вместе с другими 23 участниками со всей страны. Количество участников сокращалось вдвое на каждом этапе, одна восьмая, одна четвертая, полуфинал, финал, и вот я на третьем месте. 

– Ты уже не первый раз участвуешь в ТВ­проектах. Что­нибудь изменилось в тебе, с тех пор как стал чаще мелькать в телевизоре?

– Появилось интересное ощущение, когда ты понимаешь, что все звезды никакие не звезды, а обычные люди. Узнаешь, что они также учились в каких­то институтах, жили в каких­то провинциях, просто начали что­то делать, не угасать от неудач и вот достигли результата.  

– А у самого звездная болезнь не обостряется временами?

– Нет. Больше у меня было звездности в подростковом возрасте, когда мы с коллективом ездили на чемпионаты. Я думал, вот я такой классный. На самом деле сейчас пришло понимание, что это своего рода работа. Из всего этого можно делать какой­то вывод для себя, из того, что тебя показывают по телевизору, из популярности. Для кого­то достаточно просто упиваться этим, а умные люди на этом делают себе будущее. 

– Люди на улицах тебя сейчас узнают?

– Уже меньше. В тот период, когда я ездил на «Танцы», у меня были длинные волосы, по этой­то шевелюре меня и узнавали, а как постригся, все – свободен от народной любви. 

– На каком из «без правильных» проектов тебе было интереснее? На «Смехе» или на «Танцах»?

– Результативнее для меня были «Танцы». Но интереснее – то, что не получилось. Поэтому я бесконечно до сих пор езжу на «Смех». 

– То есть к поражениям ты относишься оптимистически?

– Поражение в любом проекте – это не поражение, как в честном соревновании. Здесь все решено заранее, кто куда пройдет. Выстраивается своеобразная интрига, «Дом­2» такой, гладиаторские бои, если хотите, чтобы люди смотрели и переживали за судьбу героев. Я не рассматриваю как поражение свое участие в «Смехе», но и не рассматриваю как победу свое участие в «Танцах», если быть честным. 

– В каком бы еще телевизионном проекте ты хотел бы поучаствовать? К примеру, на «Дом­2»
ты пошел бы в принципе?

– Не, у меня есть девушка. Я бы в КВН с удовольствием поиграл, еще с детства хочу.

«Appolonov­style» в Самаре 

– В Самаре помимо «Comedy» ты работаешь еще и в танцевальной школе имени себя. Расскажи про студию танцев Александра Апполонова и проект «Сила Беzмолвия».

– Проект «Сила Беzмолвия» – это творческая группа, созданная на базе танцевальной студии Александра Апполонова, занимающаяся реализацией, постановкой, режиссурой различных творческих проектов. Состав «Силы Беzмолвия» изменчив, зависит от того или иного вида деятельности, – это танцоры, актеры, авторы, дизайнеры, и т. д. Наш проект и танцевальная студия – это серьезная субкультура в мире современной хореографии вообще российской, ну и общемировой. Я имею в виду ее идеологическое содержание, не значимость как таковую. Есть школы, в которых обучают танцевальным азам, технике, движениям. Они не претендуют на какую­то идеологию, философию танца, не развивают творческое начало в учениках, они просто обучают их пластично двигаться. 

– А какая идеология у школы Александра Апполонова?

– Она проскальзывает во всех моих номерах. Это что­то понятное и непонятное одновременно. Это очень сильно, я не могу описать словами. 

– «Сила Беzмолвия» – это «про нетанцы», это про что?

– Нетанцы – это наше особое отношение к хорео­графии, содержание которой не ограничивается воспроизведением танцевальных техник. Это не спорт, не аэробика, не MTV. Это хореография не только тела, но и мысли. И чувства. Это что­то большее, нежели телодвижения.

В 2005 г. мы на базе филологического факультета организовали «Силу Беzмолвия», с тех пор занимали призовые места на поволжских фестивалях, общегородских и всероссийских студвеснах. Изначально просто некуда было девать свою энергию, творчество, а сейчас все глобально, идем к определенным целям. 

– И каковы они?

– Нужно работать в русле постановочной хореографии. Опыт подобного в виде спектакля «The tale of how», «История о том, как» у нас уже был в «Бумажной Луне». Это был пробник, все кулуарно: пресса, друзья, люди, которые в этом более­менее разбираются. Все похвалили, что стало для нас поводом двигаться дальше. 

– Самара вообще – это хореографическая провинция?

– Не бесперспективная, но все же да. Я удивляюсь, почему в Самаре так: хореография это реально то, что танцуют в клубах – «гоу­гоу», или корпоративные номерочки, в разноцветных костюмах, все пляшут, с пампушками, два синхрона, три синхрона и финальная поза. Или как альтернатива этому – хип­хоп коллективы, которые в принципе делают то же самое, но на другой базе, на акробатике: ля­ля­ля, ту­туру­ту­ту, сальто, мортальто, финальная поза, бамс. Музыку нашинковали, и никакого смысла нет. Это просто «развлекаловка», как попкорна покушать. А есть другие блюда. В Самаре их, к сожалению, практически не знают. Я из Екатеринбурга, где танцевальная культура очень развита. Там существует несколько общероссийских признанных коллективов, которые занимали места на «Золотой маске», – «Эксцентрик балет» Сергея Смирнова, коллектив «Киплинги», «Провинциальные танцы». Очень хотелось бы сделать что­то подобное и в Самаре, тем более, что эта ниша еще не занята. Люди ходят в театр – смотреть спектакли, но они не знают, что можно ходить и в пластический театр, быть свидетелями танцевальных перформансов. Танцы для них – это гоу­гоу, девочки в коротких юбках или мальчики в широких штанах. Разумеется, это связано с тем, что чисто танцами можно заработать либо преподавая их, либо танцуя с коллективом на всяких площадках за деньги. Корпоративный рынок, словом. Нужно, чтобы хореография в Самаре с этого уровня сдвинулась. А для этого достаточно, как мне кажется, сделать какой­то глобальный фестиваль, чтобы люди делали постановки, развивали мозг, а не только тело у станков в тренировочных залах. 

– У тебя лично был пример для подражания, некий танцевальный идеал?

– Да, еще в детстве, в Екатеринбурге. Я был в младшей группе, а этот человек, Степан Матвийчук, в старшей. Он танцевал просто бесподобно. Я же в течение 5 лет танцевал, как коряга, и только потом начал танцевать, как он. То, что я танцую сейчас, делал он. А художественное видение мира я взял у Сергея Смирнова, когда занимался в его студии. Я говорю сейчас не о стилистике танца, а об отношении к нему: что из него можно сделать. 

– Как охарактеризовать твой стиль танца? Понятно, что это не одно направление, а сочетание разных тенденций, но все же?

– Это не то, что я делал на «Танцах без правил». Там я просто дергался под музыку, за исключением финальной передачи, где я действительно танцевал. Я танцую на базе классического танца, модерна, современной хореографии (это еще те времена, до хип­хопа), фанка, джаза. Я интуитивно собираю движения из разных стилей по мне самому неведомому принципу, все это идет изнутри. 

– Какой характер танца в итоге получается? Ты можешь описать его?

- Я делю свою деятельность на два вида: серьезная хореография и попсовая хореография. В плане попсовой хореграфии у меня очень хорошо получается то, что танцует Майкл Джексон, как самый раритет, и уже после него Вейд Робсон, ну и Джастин Тимберлейк, как ученик Вейда Робсона. Вот такой вот стиль – та­та­тики­та­та. Я это называю фанком. Но есть люди, которые считают, что это не фанк. Не знаю, как это назвать, пусть будет «Appolonov­style». А второй тип – это то, что называют contemporary­dance, – экспериментальный танцевальный театр. Вообще эти вопросы меня ставят в тупик, в каком стиле ты работаешь. Даже характер описать сложно. Все, что касается танцев, надо видеть. 

– По жизни ты скорее солист или командный игрок?

– Я больше солист, конечно, но сейчас я живу в одном большом «дуэте» со своей второй половиной. Хотя за последние 4 года я стал на удивление социален. Раньше я вообще ни с кем не общался, у меня даже друзей практически не было. А в Самаре как­то все это появилось. 

– Среди твоих любимых изречений много цитат из Ницше. А у него есть «танцующий бог». Так вот, если бы бог танцевал, каким бы был его танец?

– Предсмертный такой. У Кастанеды это было: «Делай все, как будто ты делаешь это последний раз в жизни». Предположим, ты знаешь, что сейчас умрешь. Ты можешь либо горевать, либо оторваться на полную катушку – это и есть твой последний миг, это и есть твоя жизнь. Вот так бы станцевал бог. А что бы он станцевал – без разницы, хоть танец живота. Но было бы видно, что это есть все, абсолютное единение с миром. 

– Если бы человечество не изобрело ни танцев, ни юмора, чем бы ты тогда занимался?

– Чем угодно. Я вообще много чем в жизни занимался, даже писательством пробовал. Я бы, наверное, книгу написал. Хотя нет, я бы занимался кинематографом, сто процентов!  

– О чем бы твое первое кино было? Про любовь?

– Вряд ли. Типичная борьба личности и общества, но нестандартно поданная, как «Бойцовский клуб».

Автор: Оксана Анищенко