Тамара Синявская: «Никогда не думала о том, сколько денег я должна получать за свое пение»

В прошлом году любимица почитателей классического пения солистка Большого театра народная артистка СССР Тамара Синявская отметила свой юбилей. Немало поклонников выдающейся певицы есть и в Самаре, где она в последний раз выступала со своим мужем, великим и неповторимым Муслимом Магомаевым.

Синявская была почетным гостем проходившего в июне 2007 года в Москве XIII Международного конкурса имени П.И. Чайковского. Там и было записано это интервью, в котором певица приоткрывает известные далеко не всем нюансы своей творческой биографии. 

– Тамара Ильинична, когда Вы начали петь?

– Пою сколько себя помню – с трех лет. Но поначалу, как мне говорили, я больше танцевала. Меня воспитывали мама и ее сестра, с отцом как-то не сложилось. Я знаю, что у него не было вокальных данных, а вот у мамы был очень красивый альт, она пела в церковном хоре. Жилось ей непросто, и она не смогла учиться. Когда я попала в театр, это ей тоже не доставило радости, она боялась этой профессии. 

– Поделитесь воспоминаниями о Конкурсе Чайковского, который стал звездным для вас.

– До сих пор с волнением вспоминаю тот – IV Конкурс Чайковского 1970 года. На него выставили лучшие певческие силы бывшего Советского Союза. Складывалось впечатление, что мы сражаемся друг с другом. Так оно, в общем, и было. По настоятельной рекомендации высших чиновников из Министерства культуры советским участникам надлежало завоевать все первые места. И мы «рубились». У женщин первую премию поделили Елена Образцова и я, у мужчин – Евгений Нестеренко и Николай Огренич. Вторые премии также достались нашим. На мой взгляд, конкурс вокалистов на «Чайковском» 1970 года был самым сильным. И не потому, что в нем участвовала именно я, просто собрались очень хорошие певцы. А вот в последующие годы меня не покидало ощущение, что «Чайковский» скользит по нисходящей. Почетными гостями «моего» конкурса были великие певцы Мария Каллас и Тито Гобби – о чем еще можно говорить. Из наших великих в жюри были Ирина Архипова и Иван Петров.

Тот конкурс открыл дорогу в мир многим молодым певцам. Практически все получившие первые-третьи премии реализовали себя и у нас в стране, и за рубежом. Это и Евгений Нестеренко, и Николай Огренич, и Елена Образцова, которая особенно ярко проявилась во всех возможных ипостасях. В числе победителей были Владислав Пьявко и Зураб Соткилава – очень мощные персоны, ставшие огромными профессионалами. Сегодня я подумала, как жизненное кольцо по спирали замыкается на одних и тех же людях. Так, председателем по специальности «Виолончель» на том конкурсе был Мстислав Ростропович, а на нынешнем до самой своей кончины он являлся президентом конкурса. Я и Нестеренко были участниками того давнего конкурса 1970 года, сегодня он – член жюри, а я – почетный гость конкурса. 

– Вам довелось участвовать и в других международных соревнованиях.
– Мой первый конкурс был в столице Болгарии Софии. Оттуда я вернулась с золотой медалью. Затем участвовала в конкурсе в Бельгии, где получила Гран-при и специальную премию королевы Елизаветы за исполнение романса Чайковского «Ночь». Кстати, пела его в два часа ночи – так вышло по жеребьевке. А уже потом был Конкурс Чайковского… 

– После этого конкурса у Вас были непростые отношения с Еленой Образцовой.

– Переводчица жюри Конкурса Чайковского открыла мне секрет того, как я стала победительницей – сегодня об этом уже можно говорить. Для советских членов жюри первым номером шла Елена Образцова, и когда началось обсуждение, ее сразу назвали кандидатом на первую премию. Но все зарубежные члены жюри выступили за меня. Только благодаря этому первую премию мы с Леной поделили. После этого в наших с ней отношениях возникла трещина: люди, находившиеся рядом с нами, на какое-то время нас разлучили. Я всегда любила Лену и люблю ее до сих пор. В ней есть тот стержень, которого мне не хватает. Лена меня постоянно удивляет, она удивляет буквально всех. И когда мы, на чей-то взгляд, стали соперницами, лично я этого не воспринимала. Прошли годы, и мы снова вместе. Настало время собирать камни. Нам есть что вспомнить, мы по-прежнему дружим, чему я очень рада. 

– Сказались ли на Вашей карьере награды, полученные на конкурсах?

– Нужно сказать, что в Большой театр меня взяли без всяких рекомендаций, на общих основаниях. В первые годы попела небольшие партии: Ольгу в «Евгении Онегине», Дуняшу в «Царской невесте», Кончаковну в «Князе Игоре». Наверное, перспектива у меня была, но особой международной известности как у оперной певицы тогда еще не было. Честно говоря, мне не очень хотелось участвовать в Конкурсе Чайковского. Пройдя два конкурса, помнила состояние опустошенности и нервного стресса, которое наступало у меня по окончании каждого из них. И моя мама также поначалу была против. После конкурсов у меня резко понижалось давление, я падала в обморок, ходила с температурой – и все это на нервной почве. Я пыталась отказаться от Конкурса Чайковского, но меня вызвали в Министерство культуры и сказали: надо. А Ирина Константиновна Архипова тогда заметила, что два мои зарубежных конкурса – это замечательно, но самый большой и влиятельный в мире – это Конкурс Чайковского, который даст мне настоящую известность и путевку в жизнь. Так и вышло. Что касается Большого театра, в котором я работала, то он всегда был самодостаточной организацией: если у тебя все получается и тебя любят слушатели, проблем не возникает. Но за пределами Большого театра Конкурс Чайковского мне очень помог. После него я сразу получила приглашение видного импресарио Заровича на полугодичное турне по Америке. Он засыпал театр и Госконцерт письмами, но в ответ получал стандартное: занята в репертуаре. А в то время в моем репертуаре были Ольга и мелочь типа «кушать подано». Но и эти маленькие партии я пела с большим удовольствием. В двадцать один год мне очень подходило порезвиться в партии Дуняши в «Царской невесте», покрасоваться в красивых платьях, исполняя партию Флоры в «Травиате». Эти небольшие партии мне очень нравились, и я не стесняюсь вспоминать, что прошла это. Потом уже пошел мой настоящий репертуар. 

– Что бы Вы хотели пожелать молодым певцам, начинающим свою карьеру?

– Сразу скажу: слова «продать», «продвинуть» – не для меня – так меня воспитали с детских лет. Всю свою жизнь никогда не думала о том, сколько денег я должна получать за свое пение. Просто с удовольствием училась, пела, а сейчас с удовольствием учу других. Так, видимо, распорядился Господь Бог. Скажу больше: до сих пор, выступая в концертах, вначале исполняю программу, а уже потом расписываюсь в гонорарной ведомости. Иначе не могу – просто неудобно. Пение – моя любимая профессия, моя жизнь. И за это мне еще платят деньги. Молодому певцу нужно просто влюбиться в свою профессию, в свой голос, талант. А рядом должны быть добрые, мудрые люди, которые постепенно взращивают певца, как ребенка, которому нельзя позволять очень сильно и больно падать. 

– Чем, на Ваш взгляд, оперные певцы должны «брать публику»: пением или игрой?

– Поведение певца на сцене – сложная проблема. Все должно идти изнутри, в гармонии с голосом. Если же все делать формально, исключительно для того, чтобы «вписаться» в режиссерский замысел, ничего хорошего не выйдет. Смешно, если певица, обладающая мягким лирическим голосом, ходит по сцене, как солдат, выполняя некую задумку режиссера. Я считаю себя ученицей Бориса Александровича Покровского. Все, что я сделала на сцене, – от него. Помню, в опере Молчанова «Неизвестный солдат», которую Покровский ставил в Большом театре, у меня была маленькая роль женщины-комиссара, провожающей на фронт мужа. Никак не получались несколько почти речитативных фраз, в которых звучит проклятие войне. И только на десятой репетиции с Покровским почувствовала, как пошли по коже мурашки. Вот чего добиваются настоящие оперные режиссеры. Покровский умел убедить меня не отказываться от партий, которые, на мой взгляд, были не свойственны моей индивидуальности. Это, например, куртизанка высшего света Бланш в опере Прокофьева «Игрок». «Ты себя не знаешь», – убеждал меня Борис Александрович. В результате за эту роль я получила самые хорошие критические отзывы. Если у актера не только хороший голос и приличная внешность, а есть чуть-чуть серого вещества, он поймет, что совсем не обязательно напрямую выполнять указания режиссера. Да и сам режиссер хочет совсем не это, он побуждает вас родить ваш собственный образ, посредством голоса, чувств передать характер персонажа. А всевозможные мелкие действия на сцене, по признанию Покровского, нужны для того, чтобы отвлечь внимание зрителя от плохого певца. 

– Есть ли у Вас любимая партия?

– Конечно. Это Любаша в «Царской невесте». 

– Каков сейчас режим Вашей жизни?

– Стараюсь вести такой образ жизни, чтобы в любой момент, когда раздастся звонок с предложением спеть, я была готова.

 Валерий Иванов,

 лауреат Губернской премии и премии Фонда Ирины Архиповой

Автор: Валерий Иванов