У Жореса Алфёрова есть любимое высказывание: «Мы – страна оптимистов, потому что пессимисты все уехали». На Западе советские и российские учёные составили значительную силу научных корпораций. А что оставалось оптимистам? Разве что сделать великое открытие, совершившее революцию в масштабе вселенной.

Нобелевскую премию по физике за разработку полупроводниковых гетероструктур и создание быстрых опто- и микроэлектронных компонентов Жорес Иванович получил в 2000 году, хотя ещё в советские времена американцы, рассказывая о полупроводниковых лазерах, признавались, что повторяют то, что сделано Алферовым. И, говоря об огромном вкладе учёного в развитие научно-технического прогресса, следует уточнить, что он сам является проводником этого прогресса. В этом году нобелевский лауреат принял предложение президента РФ – стать научным руководителем наукограда в Сколково.

– Жорес Иванович, предполагается, что футурополис близ Москвы станет аналогом американской Кремниевой долины.

– Это наименование имеет условное значение, и я считаю, что совершенно зря его так назвали. Кремниевая долина в Калифорнии имела совсем иную природу своего возникновения, появившись вследствие открытия транзисторного эффекта, как реализация открытия, технических приложений и развития транзисторной электроники. В своё время, в качестве ответа американскому проекту, мы создали Зеленоград, это была наша «долина» кремниевой микроэлектроники. Если бы не случилось трагедии 1991 года, Зеленоград сегодня мог бы стать центром инновационного развития России. А он сейчас только-только начинает восстанавливать свой потенциал, прежде всего, на предприятии «Микрон».

– Некоторые оппоненты называют проект – резервация Сколково.

– Сколково должен стать ядром развития целого ряда научно-технических направлений, но при этом чрезвычайно важно, чтобы он не превратился в изолированный раёк для науки, а чтобы это был центр, который позитивно влиял и взаимодействовал со всеми научными комплексами России. Наукоград Сколково связывают с развитием хайтековской промышленности, именно в масштабе страны. Здесь будут развиваться пять высокотехнологичных направлений – энергетика, информационные технологии, телекоммуникации, биомедтехнологии, ядерные технологии. Для нас это вопрос возрождения промышленности высоких технологий, удастся это сделать, Россия встанет с колен. Не удастся, значит, страна будет отброшена на обочину цивилизации.

– Жорес Иванович, Вас называют «отцом» полупроводниковой революции. В науке революция обусловлена теми же предпосылками, что и социальные перевороты?

– Всякая революция готовится людьми. Социальные перевороты происходят стихийно, но семнадцатый год в России готовился в удобное для реализации время. Базу для полупроводниковой революции заложил человек, который был основателем Ленинградского физико-технологического института – выдающийся учёный Абрам Иоффе, он является «отцом» советской физики. Начиная с 30-х годов, классические исследования по полупроводникам проводились под его руководством. И, по-хорошему, ему надо было дать нобелевскую премию.

На самом деле инновации появлялись в течение многих столетий. XX век ознаменовался двумя проектами, которые привели к рождению новых технологий, многие из которых не предсказывались и не предвиделись. Они преследовали вполне определенные цели – манхэттенский проект по созданию атома и советский атомный проект. И опять-таки, любые революционные идеи воплощаются людьми. Кадровую проблему для манхэттенского проекта «решил» Гитлер: когда он пришёл к власти, многие крупные учёные эмигрировали из Европы в США, составив цвет американской науки. Наш интеллектуальный потенциал, как я уже сказал, подготовил Абрам Иоффе, из советской школы вышли Николай Семёнов (первый нобелевский лауреат), Курчатов, Харитонов, Ландау, Капица, Арцимович и другие учёные, которые сделали революцию в науке. Мне посчастливилось, что после окончания Ленинградского электротехнического института я был распределен в Физтех имени А.Ф. Иоффе. Здесь я начал работу по созданию первых советских транзисторов, и здесь сформировался как учёный.

– Слова из любимого произведения Валентина Каверина «Два капитана»: «Бороться и искать, найти и не сдаваться» стали Вашим жизненным принципом?

– Правда, при этом очень важно понимать, за что ты борешься. Безусловно, я стремился не только к личному успеху, хотя амбиции и честолюбие мне не чужды. В те годы две сверхдержавы соревновались за лидерские позиции, у советских учёных был здоровый азарт – догнать и перегнать Америку. Нам это удавалось. Советская физическая школа являлась выдающейся в мировом масштабе. Не случайно вся десятка нобелиатов вышла из наших крупных физтехов. Мы воспитывались на замечательных традициях, и сохранение этой преемственности стало моей основной задачей, когда я почти 20 лет возглавлял Ленинградский Физтех. Начиная с конца девяносто первого года, бюджет наших институтов упал в 15 раз, и возникла проблема сохранения научной школы. И конечно, это тоже была борьба. Если в советские времена она была связана с тем, чтобы обеспечивать приоритет державы, достаточно быстро внедряя инновации в промышленность, то трудности перестройки – это вопрос выживания и сохранения науки.

– Распад «союза» стал фатальным для науки?

– Он отразился на всей жизни многомиллионной страны. Если послереволюционная эмиграция насчитывала 2,5-3 миллиона человек, то после развала СССР во внутренней эмиграции оказалась полторы сотни миллионов человек, большая часть страны. Даже отстранившись от политики, это была абсолютная экономическая трагедия. Разрушилась вся страна, и наши предприятия, работавшие в единой системе, оказались разделёнными, произошёл разрыв всех связей, жизненно важных для общества. Наши реформаторы и экономисты продемонстрировали себя непрофессиональными людьми, бесталанными в своей области. Но даже будь они гениями, всё равно это была экономическая трагедия.

– Ваша лекция «Полупроводниковая революция», которую Вы прочитали, в том числе и в СГАУ, имеет огромное познавательное значение и вместе с тем рождает гордость за людей, которые продвигали отечественную науку.

– Я читал эту лекцию в университетах, за рубежом. Эта проблема меня волнует очень давно. Работы в ядерной области произвели революцию и в энергетике, и в военном деле, и в технологиях. И всё-таки самой мощной – не только с последствиями научно-техническими, технологическими, но и социально-экономическими – стала полупроводниковая революция, потому что эти технологии изменили состояние общества, его социальную структуру, в том числе и в развитых странах. В значительной степени это результат и наших научных исследований. Мне посчастливилось приложить к этому руку, те технологии, которые развивались у нас, сегодня широко применяются в Интернете, мобильной телефонии, альтернативной энергетике. И чрезвычайно важно понимать, что тот, кто делает первым – независимо от того, возьмёт он патент или нет, появится интеллектуальная собственность или нет, – автоматически дарит открытие своей державе. И поэтому достижения российской науки должны приносить пользу стране. Я всегда подчёркиваю, что нет физики американской или российской, есть просто физика. Но, тем не менее, достижения науки служат национальным интересам. Поэтому так важно быть первыми.

– Вы являетесь почётным доктором многих вузов, в том числе и Самарского государственного аэрокосмического университета, который имеет статус Национального исследовательского аэрокосмического университета.

– Это прекрасный показатель того, что фундаментальная наука сохранилась, и она развивается. Профессор Сойфер делает очень много в области информационных технологий, и его институт принадлежит одновременно и университету, и Российской Академии наук. Уникальный исследовательский научно-образовательный комплекс, созданный в вузе, свидетельствует о наших достижениях в космических технологиях, хотя, по большому счёту, они уже в прошлом. Очень важно, что мы сохраняли собственные научные ресурсы, в которые вложены не только средства, но и огромные интеллектуальные способности учёных. Такие научные центры, как ваш СГАУ, Академгородок под Москвой, это прекрасно понимают, и ценою невероятных усилий сберегли научные школы. Но в целом, для того, чтобы случился технологический прорыв в науке, нужны совместные усилия многих научных институтов, нужна поддержка государства, нужно, чтобы появились люди, которые могли бы тратить средства на решение фундаментальных проблем, чтобы бизнес реально участвовал в науке.

– К вопросу о пессимистах. Сейчас говорят о том, что нарушилась идентичность страны в области науки, в частности, что многие научные эксперименты российских учёных совершаются не на территории России.

– Силиконовая долина импортировала огромное количество мозгов, в том числе и российских, советских. Страна наша всегда была щедрой на таланты, но люди, которые уехали, вряд ли вернутся. Они живут в другой стране, и у них всё в порядке. Другое дело, мы всегда приглашали зарубежных учёных, и сейчас это следует делать. В 90-е годы мы проводили совместные международные проекты, это помогало нам сохранять хороший уровень научного потенциала. Мы должны отдавать себе отчёт, что наука интернациональна, она развивается только во взаимодействии, в науке нет границ.

– Как Вы считаете, нет ли дискриминации наших учёных при получении нобелевских премий?

– В области науки нобелевские премии присуждались в основном справедливо. Можно всегда найти работу нобелевского класса, не отмеченную премией, но среди выигравших этот приз вы не найдёте слабых работ. Другое дело, что российские и американские физики делили премию, и это говорит только о том, что одни и те же открытия в этих странах происходили практически одновременно. Безусловно, нам бы хотелось иметь больше лауреатов. Я регулярно выдвигаю на нобелевскую премию своих коллег, но, откровенно говоря, научных работ такого уровня не так уж и много. Это опять-таки связано с тем, что последние 20 лет стали для науки тяжёлым испытанием, и нам не удавалось развивать её по-настоящему.

– Можно надеяться, что Сколково – это первый шаг к построению в России инновационной державы?

– Отечественная наука, хотя и переживала тяжёлые времена, имеет достаточно потенциала для того, чтобы построить инновационную державу. У меня появилась возможность оказывать влияние на развитие научно- технического потенциала этого центра, и надеюсь, что моё участие в этом деле поможет научно-техническому развитию страны. Я – оптимист.

– Жорес Иванович, а что помогает талантливому человеку в нашей стране оставаться оптимистом?

– Основа, тот фундамент, на котором сформировался человек. Мне, безусловно, повезло с родителями, они были прекрасными людьми. Большую роль в детском возрасте сыграл мой старший брат Маркс, я очень многому у него научился. Он был студентом индустриального института и вдохновил меня своей страстной верой в силу науки. Потом брат пошёл на фронт, а в 1944 году он погиб в бою под Киевом. С учителями везло всегда, это очень важно, какой у тебя учитель. Студентом факультета электронной техники я стал по совету школьного учителя физики Якова Борисовича Мельцерзона. Мне повезло с выбором супруги. С Тамарой Георгиевной мы познакомились в 1967 году, как только я её увидел, моя судьба определилась. Ради моей науки ей пришлось пожертвовать своей карьерой, она всецело предана моим делам. Я всегда говорю, нам нужно было встретиться лет на 10 раньше, тогда бы мы уже прожили вместе не 43, а 53 года. Жаль, что поздно встретились.

Автор: Людмила Круглова

Автор:Людмила Круглова