Вспоминая победу

65 лет, как кончилась Великая Отечественная война, и мы снова пытаемся понять и осмыслить то далёкое время; понять, чем был силён советский народ, что такое подвиг и чувство долга. За окном лето 2010 года. Сменилась эпоха, общество, государство, и мы – уже давно не советские люди, но почему-то щемит сердце и наворачиваются слёзы, когда звучат песни о войне или показывают военные фильмы. Почему-то в горле стоит ком, когда видишь седых стариков с медалями и орденами.

Редакция нашего журнала решила внести свою лепту в память Великой Победы. В этом номере мы публикуем воспоминания ныне здравствующих ветеранов супругов Николая Ивановича и Александры Ивановны Трыниных.

Советское детство

Я помню 1937-й год. В город прибыли первые герои – лётчики, танкисты, участники боёв у озера Хасан. Это был настоящий праздник. Приехало тогда пятнадцать человек, у каждого орден Боевого Красного Знамени. Мы тогда с расспросами к ним приставали: «Дяденьки, расскажите, как там всё было?» Вечером в клубе собрался народ, чтобы послушать рассказы наших бойцов о войне на Дальнем Востоке.

Кто тогда из нас не мечтал совершить подвиг? Упорно занимались физкультурой и спортом. А какая была гордость, когда мне первый раз вручили в пятом классе значок «Ворошиловский стрелок»! Потом значок «Будь готов!» На летних каникулах как следопыты участвовали в раскопках под Сталинградом (бывшем Царицыном), искали оружие, оставшееся со времён Первой Мировой. Нашли какую-то ржавую гранату, патроны, чему были несказанно рады.

Первая зарплата

Отец завербовался в Сталинград на тракторный завод.

Я становился уже взрослым, мне исполнилось семнадцать. Хотелось как-то одеться, купить ботинки, и я решил идти работать. Посоветовался с друзьями, родителям ничего не сказал и 1 августа 1939 года устроился на работу счетоводом в финансовый отдел Сталинградского тракторного завода. Шли каникулы, и моё отсутствие никого не удивляло. Если мать спрашивала «куда?», отвечал, что купаться, «приду попозже». Весь август так втихую и проработал. Первого сентября соответственно в школу не явился. Не явились ещё несколько моих одноклас-сников, которые тоже работали. Вечером прихожу домой, а там уже сидит наш классный руководитель Раиса Израилевна, старый коммунист. И родители мои очень сердитые. Отец давай ругать: «Ах ты, разбойник! Почему в школе не был?» А я отвечаю: «Простите меня, но я уже месяц как устроился на завод», – и выложил им на стол свою первую зарплату –
70 рублей… Отец получал тогда 65 рублей, а мать – 60. Так я остался работать.

Шура из Кашуровки

Летом 1940 года я получил первый отпуск и поехал в гости к деду с бабушкой в деревню Кашуровку. Там встретился с друзьями детства: с Шурой Храмовой, Серёжей и Нюрой Страфиловыми. Шуру я помню ещё с трёх лет, наши мамы были подружками, некоторое время мы даже ходили в одну школу.

За время, когда я жил в Сталинграде, мы выросли и, конечно же, изменились. И теперь с интересом поглядывали друг на друга. Но никакого разговора о любви тогда ещё не было – ходили весёлой компанией на речку, купались, загорали, шутили. Думали, что следующим летом опять увидимся. Но встреча отложилась…

Странное воскресенье

22 июня 1941 года с утра я поехал за Волгу с друзьями. Проходит час, два, смотрим – народу никого. Обычно в воскресенье снуют катера, лодки. А это всё как вымерло. На пристани нам попался прохожий, и мы его спросили: «Дяденька, почему никого не видно?» Он в ответ: «Что вы, ребята? Большое горе! Приходите на площадь, в 12 часов по радио будет выступать Молотов».

Тут война-то и закрутилась…

Курсант

Поскольку я работал на Сталинградском тракторном заводе, я попал под бронь. Тут же нас включили в истребительный батальон по охране территории завода от диверсантов.

Но я мечтал выучиться на врача. И вот в ноябре 1941 года я прошёл медкомиссию и поступил в Бакинское военно-морское медицинское училище. Так я переехал в Баку. Днём по 16 часов сидели на занятиях, а ночью патрулировали по городу. И такая картина была до 12 августа 1942 года, пока не вышел приказ: направить на фронт из нашего училища 150 курсантов, и меня в том числе.

Была сформирована 34-я отдельная стрелковая бригада морской пехоты из курсантов шести училищ численностью 2,5 тысячи человек, которые должны были отправиться в Сталинград. Я воодушевился – ведь мне предстояло защищать родной город! Но война распорядилась по-другому: накануне фашистский самолёт разбомбил баржи с пулемётчиками и миномётчиками, которых, как и нас, направили в Сталинград. Эта трагическое событие заставило командующих пересмотреть свои планы. Знаменитый адмирал, нарком ВМФ Николай Кузнецов пошёл к Сталину и сказал: «Товарищ Верховный Главнокомандующий, я отдать приказ по 34-й бригаде не могу». Сталин спросил: «Почему?» Кузнецов объяснил. Тогда Сталин распорядился нашу 34-ю бригаду оставить на защите Баку, куда тоже стремились фашисты.

На плечах солдата

Я был определён бронебойщиком ПТР Симонова. Весило ПТР (противотанковое ружьё) около двадцати килограммов, а к нему, представьте себе, два патронташа по 50 патронов; 120 г весит 1 патрон. Пятьдесят слева, пятьдесят справа. Пара противотанковых гранат, парочка лимонок, сапёрная лопатка… Короче говоря, ещё около сорока килограммов чистой прибыли дополнительного веса. И всё это на мои плечи. Ключицы выпрямились только лет через двадцать после фронта.

Я оказался на Северном Кавказе – в районах Махачкалы, Орджоникидзе, Гизели. С 1 сентября 1942 года мы начали принимать участие в первых боевых действиях против немецких танков, которые через Пятигорск вышли к Орджоникидзе. Гитлеровцы хотели по Суарскому ущелью, по пролегающей через него военно-грузинской дороге прорваться к Тбилиси. Мы застряли в этом треугольнике почти на три с половиной месяца. Перед нами стояла задача: не пропустить немцев на Баку и не дать им по ущелью выйти к Армении и Грузии, потому что там они могли добраться уже до Ирана и Турции.

Танк с детским бельём

…Наши войска были прижаты к земле в Майромадаге, близ села Гизель. То враг нас выдавливал из ущелья, то мы его. Мы тогда были еще зелёными, неопытными юнцами и не знали, как лучше действовать в боевой обстановке. Командир роты меня как связного часто посылает с поручениями: «Коль, вот туда надо, сюда… Отнеси… Доложи...» А местность открытая, всё как на ладони. Только приподнимешься – на тебя снайпер смотрит. Вот я и прыгал, как лягушонок, между выстрелами.

Никогда не забуду, как первый раз столкнулись с фашистскими танками. Мы заняли позицию, смотрим – идут на нас пять танков. Притаились в яме, ждём. Вот они подходят метров на 500. Потом четыре танка развернулись и пошли влево, а один продолжает двигаться на нас. Подошёл метров на 70-80. И тут мы его тремя расчётами ПТР как ударили! Разбили одну гусеницу, потом подожгли моторную группу. Он так вот на одной гусенице крутится, крутится, а сдвинуться не может… Повалил дым, фашисты из танка повыскакивали: кто из верхнего люка, кто из нижнего. Мы их расстреляли, подбежали к танку, глянули через люк –
вся внутренность танка забита детским бельём. Видимо, на детский сад наехал или магазин. Тут у нас вообще всё закипело: «Ну, фашисты! Мы вам за это всыплем!»…

7 Ноября

Фашисты решили устроить нам «праздник» в честь 7 Ноября. С утра направили в Майромадаг, где мы стояли, 50 танков. Разгорелся страшный бой. Наш взвод понёс большие потери – из 19-ти бойцов осталось четыре, однако 11 немецких танков было подбито, а остальные повернули обратно.

Но этим дело не закончилось. Наутро, 8 ноября, пока немцы готовились к завтраку (а завтракали они всегда в одно и то же время), без пятнадцати минут восемь шквальным огнём ударили наши катюши. Суарское ущелье наполнилось диким воем от русских установок. Вой как человеческий голос, как будто кожу с кого-то снимают. Всё взрывается, горит. Катюши на пятнадцать километров очистили территорию от врага, потом налетели наши самолёты Ил-2, обработали ещё пятьдесят километров. После них нам дали приказ идти за немцами вдогонку. Какой вдогонку?! Невозможно пройти – на бывших немецких позициях сплошное месиво из искорёженных танков и машин!.. Несколько дней мы пробирались по этому металлолому и практически начали контрнаступление с Кавказа, которое было намечено на 20 ноября. А 18 ноября 1942 г. началось
контрнаступление советских войск под Сталинградом.

Ранение

Мы взяли укрепление, где засели фашисты, и должны были продержаться в нём до утра, пока не придёт подмога. Высунуться не можем – за речкой в кукурузнике стреляют фашисты. Хочется есть, но вместо еды нам привезли два бочонка: один с кислым молоком, другой с вином. Каждый выбирал что хотел, наутро проснулись – пить хочется ужасно. А воды никакой нет. Тогда командир послал меня за водой. Я собрал фляжки, пополз по траншее, а тут кто-то ещё попросил: «Слушай, захвати и мой котелок». И только я потянулся за котелком, как меня и зацепило, ранило в руку навылет –
нижнюю треть плечевой кости раздробило на мелкие осколки.

В медсанбате операционных столов не хватало, и меня положили на ящики, застеленные простынёй. Слышу, говорят: «Василий Иванович, маски-то все заняты, как будем оперировать?» А хирург отвечает: «Парень крепкий, выдержит. Налейте ему стакан!» И вот вместо наркоза мне дали выпить 250 граммов спирта. Начали операцию, соединяют мягкие ткани. Мне хоть бы хны. Но как только добрались до нерва, я протрезвел. «Дайте ему ещё!» – скомандовал хирург. Вот и принял я тогда пол-литра спирта. Быстренько сделали нерв, наложили шину. А дальше меня отправили в госпиталь в Баку. На этом мои боевые действия закончились.

Хотели дать мне инвалидность, но я от неё отказался, чтобы не было препятствий для продолжения учёбы в Военно-морском медицинском училище.

Потери

Когда 15 августа 1942 года сформировалась наша 34-я бригада, нас было 2,5 тысячи человек, а на 10 февраля, когда наши войска вышли к Пятигорску, осталось 140 человек. Я же всё-таки был постарше – мне было уже 20 лет, а мои товарищи были совсем молодые.

Ветер победы

После госпиталя был комиссован назад в училище, которое в течение войны перемещалось из города в город.

Однажды (это было в Одессе) посреди ночи нас разбудили. В открытые окна ворвался ветер. Из репродуктора доносился голос Левитана, который сообщил, что война закончилась, подписан акт о капитуляции. О-о-о! Тут началось такое!.. Люди выбегали из домов. Вся Одесса ликовала. Хозяин соседней лавочки с радости всех зазывал: «Курса-а-а-нты, давай ко мне-е-е! Подходите выпить за победу!» Угощал нас вином и шоколадом. А потом, уже днём, был парад на центральной площади. Для нас это был самый радостный день. Пошёл новый отсчёт времени и жизни.

Из рассказа Александры Трыниной (Храмовой)

Действовали на «отлично»

Когда война началась, мне было семнадцать, я только окончила 10-й класс. Мы с девчонками решили всей группой идти на фронт, пришли в военкомат, но нас из-за возраста не брали. Тогда мы стали туда ходить чуть ли не каждый день и просто всех «достали». В конце концов, в военкомате решили: «Пусть идут! Они не знают, куда просятся. Не на прогулку!» Я оказалась в 129-й зенитно-артиллерийской бригаде Бакинской армии ПВО Закавказского фронта. Сначала была определена пятым номером расчёта ПУАЗО-2. Этот номер самый сложный, требовал быстрой реакции на все команды. А я была подвижная, потому меня и поставили сюда. Вскоре меня назначили комсоргом зенитно-артиллерийского дивизиона.

Главной задачей была оборона нефтяных районов Апшеронского полу-острова – в войну это было единственное место добычи нефти. И вот туда кругом напихали зенитчиков со всех мест. Сначала 190-й полк, а потом 129-ю зенитно-артиллерийскую бригаду. Я была на седьмой батарее. На каждой батарее работало по пять девчонок, командиром был мужчина. Мы ловили через окуляры фашистские самолёты, обрабатывали данные, передавали, куда летят, как, в какую сторону, на какой высоте, с какой скоростью, а зенитчики, учитывая это, открывали огонь, чтоб не допустить противника до нефтяных районов. В основном огонь был заградительный. Мы обязаны были знать все тактико-технические характеристики самолётов противника.

На батарее были девчонки разных национальностей: русские, украинки, армянки, азербайджанки. Действовали слаженно. Во всяком случае, не допустили ни одного немецкого самолёта в район залежей нефти. Каждый свой номер знал на «отлично».

Требования были жесточайшие. Никакого снисхождения к тому, что мы девчонки, никаких поблажек. Дисциплина была классическая, попробуйте куда-нибудь уйти на свидание! Праздники нам устраивали, относились по-человечески, но только прозвучит военная тревога, как все сразу же по своим местам разлетались.

Мы знали, что можно делать, а что нельзя, потому что за свой проступок получишь соответствующее наказание: или замечание, или выговор, или гауптвахту. Или вообще можешь получить тюрьму. Законы советской власти распространялись на всех без исключения.

Новая точка отсчёта

В минуты затишья между боями Николай вспоминал родную Кашуровку, своих друзей и, конечно же, ту самую девушку Шуру. Ещё в 1943 году через родственников узнал адрес Александры. Выяснилось, что воевали они фактически рядом, чуть ли не в 10 километрах друг от друга. Только об этом не знали.

Завязалась переписка, которая длилась три года. Письма к любимой летели то из Красноярска, то с Дальнего Востока, то из Одессы.

По окончании училища выпускника Трынина направили служить военным фельдшером на подводную лодку Щ-120 в Советскую Гавань. Оттуда через год он написал Александре решительное письмо: «Хватит гонять бумагу туда-сюда! Выходи за меня замуж…» Девушка, которая после войны жила с матерью в Куйбышеве, ответила: «Хочешь быть вместе – приезжай». Николай взял отпуск, и в ноябре 1946 года сыграли свадьбу.

Начались трудовые будни семьи морского офицера. В 1956 г. Николай Трынин окончил Ленинградскую военно-морскую медицинскую академию. Александра получила высшее образование в Ленинградском педагогическом институте им. Герцена.

После окончания ВММА в 1956 году Николая Трынина перевели на Северный флот в город Мурманск. Николай Иванович ходил на разных типах кораблей по всем морям и океанам до 1963 года. Александра Ивановна работала в школе учителем, потом директором…

В Куйбышев перебрались в 1963-м году вместе с годовалым сыном Сашенькой. Николай Иванович некоторое время трудился в окружном госпитале, затем более двадцати лет, до самой пенсии работал в Управлении Госстраха по Куйбышевской области врачом-экспертом. Александра Ивановна продолжила свою педагогическую деятельность в школе №125 в качестве преподавателя географии, а потом уже в Куйбышевском педагогическом училище.

Вот уже 63 года Трынины живут вместе, душа в душу. За это время сыграли золотую, изумрудную, бриллиантовую свадьбы. Но нет таких сокровищ, с которыми можно было бы сравнить их любовь, взаимоуважение, поддержку и преданность друг другу. Николаю Ивановичу исполнилось 88 лет, а Александре Ивановне – 86. Почтенный возраст супругам не в тягость, потому что о них заботятся сын Саша, сноха Лариса и любимые внучки – Оксана и Машенька.

Трынины имеют множество наград. Самая дорогая – медаль за оборону Кавказа. Их в семье две, потому что Кавказ защищали оба. Сохранилось также свадебное платье, сшитое из парашютного шёлка. В нём когда-то Шурочка Храмова выходила замуж за морского офицера Николая Трынина. Сейчас это платье такая же семейная реликвия, как и медали.

Молодым это надо

Сегодня ветераны обеспокоены тем, что военно-патриотическому воспитанию в последнее десятилетие недостаточно уделяется внимания. «Теперь мало учителей, которые в своей работе использовали бы эпизоды из жизни своей Родины, в плане защиты нашего государства, нашего народа, – отмечает член Совета ветеранов Октябрьского района Самары Александра Трынина. – Всё дело в сознании. Каждый руководитель школы, педагог, воспитатель должен понимать, что героико-патриотическое воспитание – это не политическая прихоть, а сама жизнь, и важным оно является не потому, что Артяков или Путин находятся у власти, а потому что народ – это главное. Нас уже с толку никто не собьёт, а молодым это необходимо. Если мы, старшее поколение, не передадим молодёжи истинные факты той истории, которая сложилась в нашей стране, то в любое время нас нахлобучат враги, накроют самым настоящим образом».

Автор: Елена Абкина