О Базоркине

Тридцать лет на сцену Самарского театра оперы и балета выходит Зураб Базоркин - замечательный артист, обладатель проникновенного баритона. За годы служения искусству он сыграл более пятидесяти ролей: лирико-драматических, трагических, характерных. И все партии удаются ему одинаково хорошо. Будь то бравый красавец Эскамильо или зловеще-таинственный колдун Кудьма, развязный и самоуверенный сержант Белькоре или благородный Князь Елецкий. Все персонажи Базоркина по-настоящему живут на сцене, производя на зрителя незабываемо яркое впечатление.

Театральное детство

Театр стал судьбой Зураба Базоркина с рождения. Его отец, ингушский дворянин по происхождению, был писателем, мать - из русских дворян - учительницей в школе для глухонемых. Идрис Базоркин работал главным администратором во Фрунзенском театре оперы и балета, где фактически выполнял обязанности директора и пользовался большим уважением в театральном коллективе. Уже с четырех лет Зураб сидел в директорской ложе и слушал все оперные спектакли. Свои театральные переживания от увиденного и услышанного Зураб обязательно “приносил” домой и “воплощал в жизнь”. Преображался то в Роберта - Злого Гения из “Лебединого озера”, то, закутавшись в простыню, как в плащ - Мефистофеля. Школьная программа по пению трудно давалась мальчику, который с четырех лет слушал только “Фауста”, “Чио-Чио-Сан”, “Паяцев” и другие оперные шедевры. Бесконечные посещения оперного театра заменяли Зурабу уроки музыки. Правда, были попытки освоить фортепиано, но когда учительница высыпала перед ним на столе фишки с нарисованными нотками, мальчику показалось, что их было огромное количество - не запомнить за всю жизнь, - он стал избегать уроков. К тому же его педагог относилась к своей специальности с большим уважением и требовала того же от своих учеников: даже заставляла мыть руки с мылом, прежде чем сесть за инструмент. А во дворе мальчишки гоняли в футбол! В результате педагогу приходилось выслеживать Зураба, а он тем временем удирал в окно.

Первые шаги

Сейчас Зураб Идрисович затрудняется сказать, когда именно у него появилось осознанное желание всерьез заниматься музыкой. Учась в средних классах школы, он продолжал петь дома, но только в отсутствие отца - петь перед ним Зураб стеснялся. Зато его пение слышала мачеха - женщина высокой культуры - само-учкой выучившаяся игре на фортепиано, прекрасно исполнявшая произведения Шопена. Отец Зураба взял для нее пианино напрокат, и в его отсутствие мачеха с пасынком с удовольствием музицировали: Зураб пел неаполитанские песни, а мачеха ему аккомпанировала. Вскоре мачеха рассказала отцу Зураба о вокальных способностях сына, а также о его стеснении петь перед отцом. Решили пойти на хитрость: отец сделал вид, что уходит на работу, а сам незаметно вернулся. Зураб тем временем отправился на кухню - мыть посуду в миске с кипятком - и, как обычно, начал петь свои любимые неаполитанские песенки, а мачеха из комнаты аккомпанировала ему на пианино. Когда “концерт” был окончен, отец вышел из своего укрытия и сказал: “Да, голос действительно есть. Но опера - это большой труд, и неизвестно, станет ли Зураб настоящим певцом или будет в бездарности стоять на сцене около главных действующих лиц и ссориться со своим партнером - кому в этот день держать хоругвь около князя Игоря. Лучше уж быть простым чернорабочим”. Мальчик был очень способным к ручному труду, терпеливо собирал разные механизмы, и отец подумывал было отправить его в техникум, учиться на часовых дел мастера. Но Зураб уже “профессионально сориентировался”: он хотел петь.

“Что смешнее всего, - вспоминает Зураб Идрисович, - у меня мутация не закончилась в семнадцать лет! Началась, как по часам - в четырнадцать, а в семнадцать у меня еще было сопрано. Тело было уже большое, мужское, так что сопрано это звучало очень мощно и резко”.

Зураб прослушался и поступил в Грозненское музыкальное училище. Его педагог, Виктор Николаевич Земсков, вел постановку еще не сформировавшегося голоса очень аккуратно. Частенько просил Зураба петь, отвернувшись в угол: уши закладывало от его пронзительного голоса. А Зураб радовался: думал, что станет тенором, и уже видел себя в роли Германа. Но по прошествии двух лет занятий он вдруг начал чувствовать какие-то неудобства при пении некоторых нот - тогда он еще не знал, что это были переходные ноты баритонального регистра. Чувствовался дискомфорт где-то в горле, лицо наливалось краской от напряжения. “А не попортил ли мне чего-нибудь мой педагог?” - подумал Зураб и отправился в Москву. На прослушивании в училище им. Гнесиных он пел романсы, затем его стали распевать, и когда дошли до “ля” второй октавы, концертмейстер вопросительно посмотрела на заведующую кафедрой. “Дальше?” - спросила она - уж очень свободно голос Зураба шел наверх. “Да нет, он баритон, просто молоденький еще”. Зураба приняли в училище как баритона. Его педагогом стала только что пришедшая из Свердловской консерватории Елизавета Коневская. Коневская обратила внимание Зураба на его манеру дышать: “Зураб, у вас крепкий баритон, а дышите вы, как лирический тенор - высоко, ребрами”. За два года она поставила своему ученику глубокое дыхание, которым превосходно владела сама, но справиться с проблемами в переходном регистре у Зураба ей не удалось.

И вот, окончив опять-таки два курса, дотошный Зураб вновь отправился на поиски “своего” педагога. На этот раз поиски привели его прямо в Московскую консерваторию. На прослушивании у декана факультета Зураб пел труднейшие романсы, но в теноровых тональностях, чем сильно удивил профессора: с теноровой тесситурой молодой баритон справлялся гораздо легче, чем с баритоновой. Зураб был принят в консерваторию - сперва на второй подготовительный, а затем, в 1968 году, на первый курс, в класс Гуго Натановича Тица - ученика самого маэстро Гандольфи.

Консерватория

Годы учебы в Московской консерватории - счастливая пора в жизни многих артистов. В консерватории Зураб попал в свою среду: с помощью опытного педагога он преодолел трудности, над которыми бился не один год, и уже со второго курса начал петь ведущие партии в оперной студии!

Подготовка партий в консерваторской оперной студии велась самым серьезным образом: студенты должны были знать не только свою партию, но и все реплики партнеров по сцене. Этот опыт в дальнейшем сослужил Зурабу хорошую службу, особенно в пении ансамблевых сцен. Самое важное, что дала ему оперная студия - это долгожданные выходы на театральную сцену! Наконец-то актерское дарование Зураба получило возможность реализовать себя. Шонар, Онегин, Мизгирь, Грязной - с таким “багажом” готовых партий Зураб выходил из стен консерваторской оперной студии.

В консерватории Зураб встретил свою первую любовь. Леся Наконечная была студенткой Нины Львовны Дорлиак и обладала на редкость красивым и мощным сопрано, неоднократно занимала призовые места на международных вокальных конкурсах. Они поженились на четвертом курсе, а перед окончанием консерватории вместе отправились на ярмарку оперных певцов. Правда, когда пришло время получать диплом, всплыл тот факт, что у Зураба нет ни школьного аттестата, ни диплома об окончании училища - отовсюду он сбегал, - и ему пришлось ехать на родину, сдавать экзамены за одиннадцатый класс.

“Годы странствий”

Устраивать ярмарки оперных певцов было в те годы хорошей традицией: на них в поисках новых голосов съезжались главные дирижеры, главные режиссеры, директора оперных театров. Ярмарка, на которую поехал Зураб с женой в 1973 году, проходила в Воронеже. На прослушивании молодые супруги исполнили заключительную сцену из “Евгения Онегина” и сразу же получили множество предложений, но все в разные театры. Конечно же, они хотели работать вместе, поэтому уехали из Воронежа ни с чем.

Вернувшись в Москву, Зураб встретился с Гуго Натановичем, который был членом комиссии на Воронежской ярмарке. Тиц рассказал ему, что на заключительном концерте присутствовал директор Киевского оперного театра и хорошо отзывался о выступлении Зураба. Тиц также узнал, что в Киевском театре не хватает баритонов, которые могли бы соответствовать тамошним сопрано. Дело в том, что сопрано в Киеве были как на подбор огромные, просто “гренадеры”, а баритоны - наоборот, все маленького роста. Внешние же данные Зураба, равно как и вокальные, вполне отвечали киевским “стандартам”.

Через несколько дней состоялась встреча с директором, на которую Зураб пришел вместе с супругой, заранее предупредив, что без нее никуда не поедет. Он исполнил перед директором около двадцати арий - итальянских, русских, украинских, а затем, вместе с женой - “заключительную” из “Евгения Онегина”. Для начала директор пригласил молодую пару спеть “Онегина” в Киеве в качестве прослушивания.

В Киевском оперном театре “Евгений Онегин” шел на украинском языке, но Зураб и Леся пели по-русски, и канон с Онегиным перед дуэлью киевский Ленский по настоянию дирижера пел на русском языке. Еще до окончания спектакля, сразу после ариозо Онегина на петербургском балу, к Зурабу прибежал главный хормейстер - он же член местной партийной ячейки - и сообщил: “Молодой человек, пойте “заключительную” в свое удовольствие: вы приняты солистом, а ваша супруга - стажером!”

Еще более воодушевившись, пара допела спектакль замечательно. Даже падение Леси в заключительной сцене (мизансценных репетиций не было, и на спектакле незнакомый рельеф сцены преподнес певице неприятный “сюрприз”) не омрачило их триумфа. “Она так засадила верхнее “си”, - рассказывает Зураб Идрисович, - что было все равно - упала она или нет. Она не дрогнула и так и донесла эту ноту до своей гримерки”.

С легким чувством шли молодые солисты на встречу с директором на следующий день. Но тот, поняв, что его опередили и “благая весть” уже известна вновь прибывшим артистам, был слегка раздосадован и начал интересоваться казусом, произошедшим накануне в заключительной сцене. Зураб спокойно объяснил ситуацию и добавил, что “на нервной почве с человеком может произойти все что угодно”. Последовавший ответ директора привел его в ярость. “Действительно, - улыбнулся руководитель, - все болезни от нервов, одни только от удовольствия - венерические”. “Когда он это сказал, - рассказывает Зураб Идрисович, - я начал искать глазами пресс-папье на столе, чтобы съездить ему по физиономии. Надо же - сказать такое при моей супруге! Захолодел я, встал, откланялся и сказал “ до свидания”. “ Мы же не договорили!” - оторопел директор. - “Договорим позже”. Уехал я в гостиницу, собрал вещи и оставил записку: “С таким хамом-директором я не собираюсь больше общаться. Мы к вам не приедем”. Супруги уехали в Кировский театр, куда их обоих взяли в стажерскую группу.

В Ленинграде молодым певцам пришлось нелегко. Отношения в труппе Кировского театра были весьма напряженными: там образовались кланы, враждовавшие между собой - клан Богачевой, клан Ковалевой, клан Штоколова и др. Тем же, кто, как Зураб и Леся, не примыкал ни к одному из этих кланов, доставалось от маститых коллег.

Когда спустя три года срок стажировки подошел к концу, Базоркину опять предложили в качестве солиста вести советский репертуар - до тех пор, пока “старая гвардия” не начнет сходить со сцены. Еще его просили взять на себя обязанности помощника режиссера (Зураб хорошо запоминал все мизансцены) и даже заведующего труппой. Но Зураб отверг все предложения, приняв решение вернуться на периферию. К тому же он перенес операцию по удалению миндалин, после чего в глотке полностью поменялась акустика, и требовалось восстанавливать голосовой аппарат. Зураб уволился из театра и уехал в Москву, а вместе с ним - на время отпуска - его супруга.

Чтобы восстановить голос, Базоркин 2,5 месяца занимался с Ниной Львовной Дорлиак - каждый день, утром и вечером. Сейчас, когда практически во всех сферах жизни деньги диктуют свои правила, Зураб Идрисович с особым трепетом вспоминает отношение его педагогов к своим ученикам. Несмотря на сильную занятость, Нина Львовна ежедневно проводила занятия с Зурабом и не брала с него за это ни копейки! (Теперь и сам Зураб Идрисович занимается с молодежью помногу и безвозмездно). Кроме того, она приютила Зураба и Лесю в своей с Рихтером квартире (Святослав Теофилович был в это время за границей).

Обретение театра

В 1976 году Зураб Базоркин был принят в труппу Куйбышевского Академического Театра Оперы и Балета. Своей супруге он строго велел оставаться в Ленинграде, куда, видимо, рассчитывал вернуться сам, но уже имея в своем репертуаре ведущие партии классических опер. Но судьба сложилась иначе: Зураб остался в Куйбышеве, а через три года им с Лесей пришлось расстаться.

В репертуаре театра было много хороших, интересных спектаклей. Но самым замечательным Базоркин считает “Маддалену” С.Прокофьева в постановке Ю.Александрова. В этой опере Зураб Идрисович исполнил роль Стеньо - партию, сложную в психологическом и весьма “хитрую” в вокальном плане. “Непонятный человек, - говорит о Стеньо Зураб Базоркин. - То ли с ума сошел, то ли аду душу продал”.

С актерской точки зрения Базоркина всегда привлекали трагические и демонические образы. Одна из его любимых ролей - Макбет в одноименной опере Верди. Во время работы над образом ему было интересно понять и выстроить на сцене линию нравственного падения человека, полностью подчинившего свою волю любимой женщине.

Создавая сценический образ, Базоркин считает чрезвычайно важной разработку “биографии роли”, тщательный анализ эпохи, нравов, характеров окружающих персонажей. Этот невидимый внутренний труд непременно принесет плоды. Актерские работы Базоркина - будь то ведущая партия или роль второго плана - никогда не остаются незамеченными. Несмотря на то, что в прессе практически нет статей, посвященных Базоркину, любое упоминание его имени на страницах газет всегда связано со сценическими удачами.

Педагогическая деятельность

О своей педагогической деятельности Зураб Идрисович отзывается очень скромно: она, по его мнению, закончилась с уходом из академии культуры, где он в течение трех лет вел оперный класс. Однако студентов не бросил. Их Зураб Идрисович считает не учениками, а своими друзьями, которым просто помогает. Результаты его содействия не заставляют себя ждать: недавно в театр пришла Лариса Городилина, демонстрируя хорошие вокальные и актерские навыки. “Подрастает” начинающая выходить на сцену Камерного зала “Лира” самарского театра Марина Бурлакова - выпускница академии культуры и искусств.

Зураб Идрисович считает, что к каждому ученику надо подходить как к чистому листу бумаги, с каждым заниматься так, будто делаешь это впервые. Ведь каждый человек, каждый певец индивидуален, как и его голосовой аппарат, поэтому с ним ничего нельзя делать искусственно. “Репертуар, - утверждает Зураб Идрисович, - нужно выбирать в соответствии с возможностями голоса и личным отношением к музыкальному материалу. Петь нужно то, что нравится и что по силам”. Базоркин - энтузиаст своего дела. Только поэтому - а не из тщеславия, не свысока - он любит давать советы начинающим певцам: в красках и в лицах расскажет про каждую ноту, про каждого композитора и его стиль, предложит обратить внимание и попробовать исполнить то или иное произведение. Услышав выступление молодого коллеги, обязательно поддержит его, критиковать не станет, а ненавязчиво предложит: “А ты мог бы спеть это вот так?” - или: “Попробуй спеть эту фразу грудными нотами, ты ведь можешь!” Зураб Идрисович говорит, что может быть очень строгим и даже свирепым, если речь идет о лени или о недоверии к педагогу. Но в основном, его манера общения с учениками и коллегами отличается мягкостью и деликатностью.

Пройдя длительный артистический путь на сцене Самарского оперного театра, Зураб Базоркин по-прежнему молод и полон творческого огня, а поэтому востребован в театре. Со стороны даже кажется, что театр - это и есть его дом. Артиста можно всегда встретить вместе с музыкальной семьей: женой Татьяной Горшковой - солисткой театра - и дочерью Эйзой. За тридцать лет Зураб Идрисович не заслужил ни одного звания, но приобрел большее - любовь и уважение коллег, учеников и зрителей. Он просто делает свое дело: работает над ролями, заботится о семье, бескорыстно и с удовольствием помогает молодым артистам делать первые шаги на театральной сцене.

Правительственная телеграмма

Уважаемый Зураб Идрисович!

От имени президента и правительства Республики Ингушетия сердечно поздравляю Вас с присвоением высокого и заслуженного звания “Народный артист Республики Ингушетия”.

Искренне желаю Вам дальнейших творческих успехов во имя процветания культуры России и родной Ингушетии...

С уважением, заместитель председателя правительства К. Костоев

Автор: Екатерина Стецюк